— Интересно... — задумчиво произнес Виктор. — Вы на лекциях это не рассказывали.
— Может и рассказывал, не помню... А вы были у меня на лекциях?
— Слышал. — Виктор понял, что снова прокололся. — Так это можно использовать!
— Пробовали. Но тяговый ток, он ведь меняется не так, как нам надо по условиям сцепления. Ну и в электровозах переменного тока он меньше, а в тепловозах вообще нет.
Они подошли к перекрестку. Оштукатуренный Дом Стахановцев на углу с Харьковской выглядел дорогой игрушкой; белые гладкие пилястры красиво и торжественно выделялись на желто-песочном фоне стены, увенчанной под крышей греческим портиком. Элитное жилье.
"Интересно, квартиры тут по карману стахановцам? Или им дают скидку? Или льготную ипотеку?"
— Так это... — неуверенно сказал Виктор. — зачем тяговый, можно через два соседних колеса ток от отдельного источника пропустить. И регулировать, когда надо.
— От отдельного, говорите? — Анатолий Алексеевич остановился и пристально поглядел на Виктора. — А как же тяговый ток?
— На тепловозах никакого тягового тока нет, только на электровозах... А там можно отдельный токосъем для тягового тока. Легкую одноосную тележку для токосъема самое простое, а потом можно будет тиристорной коммутацией.
— Послушайте, да вы... Нет, ну вы посмотрите! Вы понимаете, что говорите?
Лицо профессора взволнованно раскраснелось. "Ну вот, все испортил", подумал Виктор.
— Вы тут ходите, как кустарь-одиночка, с этой идеей, на кафедру забредаете, страдаете ерундой, а это же... это же возможность открытия! — воскликнул профессор. — У нас было явление, которое толком не изучали, потому что не знали, как применить. Теперь у нас есть способ применения! Мы можем открыть хоздоговорную тему, построить стенд, купить оборудование, мы сможем взять в субподрядчики специалистов по трению и износу из институтов РАН! Доступ к приборам вплоть до электронного микроскопа! Если мы разберемся в механизмах влияния тока, это — открытие!
Внезапно он согнул руку и поднес к глазам здоровую блямбу часов, карманный трофейный "Мозер", переделанный под ремешок.
— Простите, опаздываю на лекцию, — и он махнул рукой в сторону улицы Сталина. — Не исчезайте!
Его фигура скрылась за облетевшими кустами возле двухэтажного магазина тканей на другой стороне Куйбышева. Блин, надо было заснять для истории, подумал Виктор.
Через полсотни метров в глаза бросилась витрина книжного. Вывеска "Ариадна" была тонким намеком на содержание; понимание намека приобщало прохожего к слою советской интеллигенции, побуждало зайти и духовно обогатиться.
"Иннокентий говорил про Солженицына... Вот и проверим."
...Книги лежали стопками на прилавках, заполняли высокие, до потолка, стеллажи, их корешки торчали из решетчатых призм вертушек. По стенам уходящих вглубь здания коридоров виднелись рулоны карт. Запахи типографской краски, клея и бумвинила не могла выгнать даже полуметровая труба вентилятора в одном из окон.
"Где же он будет? Политическая или художественная?"
Виктор двинулся наугад; через несколько шагов в глаза ему бросился стоящий на стеллаже фолиант в сером ледериновом переплете и красно-бурыми тиснеными буквами, тиснутыми брусковым шрифтом: "АРХИПЕЛАГ ГУЛАГ".
— Извините, вон ту можно показать? — спросил Виктор продавщицу в синем рабочем халате, ушедшую с головой в "Адьютанта его превосходительства".
— Это Солженицын, — равнодушно произнесла женщина, оторвавшись от нетленного произведения Болгарина и Северского. — Подарочное издание.
— Ну да... А про что он пишет?
— Это "Архипелаг ГУЛАГ".
— Я вижу. А про что?
— Ну так это "Архипелаг ГУЛАГ". Тот самый.
— Про лагеря?
— Ну а про что же еще.
— А что он про лагеря пишет?
— Это тот самый "Архипелаг ГУЛАГ".
— А посмотреть можно?
— Вы не читали?
— Я плохо читал и не понял.
— А он же сидел, этот писатель, — раздался рядом ломающийся юношеский голос.
Виктор обернулся. Голос принадлежал худощавому пацану с прической "под горшок" и очками а-ля Джон Леннон. Десятиклассник, похоже.
— Он тогда в леваках был, — продолжал юный битник. — Грезил всякими там мировыми революциями, хотел с Америкой воевать. Вот и посадили. А потом он там посмотрел публику и осознал. Ну, в общем, и книга об этом, как он осознал.
— Нормальная книга?
— Нудновата. Ну и Сталина уж много хвалит с Берией.
"Мама, роди меня обратно... Солженицын-фантаст, которые не сидел во второй реальности — это еще ладно. Но Солженицын, который сидел, и написал панегирик Сталину, за то, что он, то-есть, Солженицын, сидел... Бред, бред... Я брежу. Вот и открылась истина. Это перемещение действительный бред. Надо еще что-то спросить."
— А из Стругацких у вас что-нибудь есть? — Виктор выпалил первое, что пришло в голову.
— Стругацких разобрали, — оживилась продавщица. — Привоз в первой декаде. Есть Днепров, Гансовский, Мирер, Жемайтис, Казанский, Емцев с Парновым, Соколова... Если зарубежных ищете — выкинули нового Кларка, а еще Лем и Брэдбери. Фантастика хорошо идет, на одной ей план и вытягиваем.
— Кларка, это "Космическую Одиссею"? — Виктор помнил, что "Одиссея" появится где-то в семидесятых.
— "Космические течения". "Одиссея" — это новое кино, книга не вышла еще.
— Ясно... Ефремов есть?
— "Лезвие бритвы" последний вот только что взяли. Теперь когда подвезут. Будете что-то из фантастики брать?